Arca Russa

Alkonost (Алконост) è un fantastico uccello, abitante di Irij, il Paradiso slavo.
Il suo viso è di donna, il corpo di uccello, la voce dolcissima come l’amore stesso. Quello che sentirà il canto di Alkonost dall’estasi può dimenticare tutto al mondo, ma Alkonost non fa male agli uomini a differenza della sua amica, l’uccello Sìrin.
Alkonost depone le uova sul bordo del mare, ma non le cova, le immerge negli abissi marini. In questo periodo per sette giorni fa il tempo senza vento per il momento quando i pulcini usciranno dalle uova.

I due uccelli Alkonòst e Sírin appaiono ne "La leggenda dell'invisibile città di Kitež e della vergine Fevrònija" di Rimskij-Kòrsakov, nella scena della morte di Fevrònija. Sotto ho inserito il testo di questa scena in russo (se ci riesco, tradurrò questa scena all'italiano, ma essa è assai lunga e piuttosto difficile a tradurre). Si noti che Rimskij-Kòrskakov ed il suo librettista invertirono le caratteristiche dei due uccelli e le resero ancora piú ambigue:

ФЕВРОНИЯ.

(Ложится на мураву. Деревья мало-помалу покрываются яркой изумрудной зеленью причудливого вида.)

Хорошо мне стало лежучи,
хворой устали как не бывало.
И земля колышется тихонько,
что дитя качает в колыбели.
Бай, бай, спи, усни,
спи, сердечко, отдохни,
баю, баю, спи же, спи же,
ты ретивое, засни.

(На ветках дерев повсюду загораются восковые свечки. На деревьях и из земли вырастают понемногу громадные невиданные цветы: золотые крыжанты, серебряные и алые розаны, череда, касатики и другие. Ближе к Февронии низкие, чем дальше, тем выше. Проход к болоту остается открытым.)

Посмотрю я, что здесь цветиков,
и какие все чудесные!
Раззолочены касатики,
череда-то словно в жемчуге…
Говорят, бывают пташечки
к нам из рая из пресветлаго,
на своих павлиньих перышках
семена заносят дивные.
Ах, вы цветики нездешние,
райский крин неувядаемый!
как же вы поспели, выросли,
середь былья не заглохнули?

(Цветы шевелятся от дуновения ветерка)

Дивно мне; отколь, неведомо,
не из сада ли небесного,
ветерки сюда повеяли.
И несут духи медовые
и гораздо благовонные
прямо в душеньку усталую,
прямо в сердце истомленное.
Глубже, глубже воздохни, душа!

(Выходит вперёд, цветы ей кивают и кланяются.)

Посмотрю я, что здесь цветиков,
и какие все чудесные!
Все вокруг меня сомкнулися
и головками киваючи,
мне поклоны бьют низехонько,
госпожу свою приветствуя.
Ах, вы ласковые цветики,
райский крин неувядаемый!
Таковая превелика честь
Не пристала сиротинушке.
(оглядывается)
Али вновь весна красна пришла?
Все болота разлелеялись,
все деревья разукрасились,
что боярышни к злату венцу;

(Запевают весенние птицы, раздаётся кукование. Среди птиц выделяется пение Алконоста.)
разыгрались пташки вольныя,
темны заросли покинули.

Голос Алконоста (за кулисами).
Укрепись надёжею,
верой несомненною:
все забудется, время кончится.
Жди, рабыня Божия,
Жди покоя тихого.

ФЕВРОНИЯ.
Кто ты, голос мне неведомый,
человек, аль птица вещая?
Голос Алконоста:
Есмь я птица милости,
Алконост зовомая.
А кому пою,
тому смерть пришла.

ФЕВРОНИЯ.
Ай же, птица недогадлива!
Чудеса такие видевши,
умереть уж мне небоязно,
и не жаль житья сиротскаго.

(Рвёт райские цветы и плетёт венок.)

Ах, вы цветики нездешние,
Не прогневайтеся, милые!
Будет, будет мне
вас наломать, нарвать,
будет мне из вас венки плести.
Разоденусь я в последний раз,
как невеста разукрашуся,
в руки райский крин возьму,
буду ждать, тихонько радуясь:
приходи, моя смерётушка,
гостюшка моя желанная,
приведи мя в место злачное,
где жених упокояется.

(Из глубины прогалины, по топи, усеянной цветами, как посуху, медленно шествует призрак княжича Всеволода, озарённый золотистым сиянием, едва касаясь ногами почвы.)

ФЕВРОНИЯ (вновь полная сил, бросается к нему).
Ты ли, ясный свет очей моих?
ты ль, веселье несказанное?
на тебя ль гляжу сердечного,
света, жемчуга бесценного?
Ты ли аль подобный точию
Всеволоду князю славному?

ПРИЗРАК.
Веселись, моя невеста, веселись!
По тебя жених пришел.

ФЕВРОНИЯ.
Жив надежа, друг, целехонек!
Покажи мне свои раночки,
сорок раночек кровавыих.
Их обмою слёзкой радости,
Припеку их поцелуями.

ПРИЗРАК.
Мёртв лежал я в чистом поле,
сорок смертных ран на теле.
Было то, но то минуло:
нынче жив и Бога славлю.

ФЕВРОНИЯ и ПРИЗРАК.
Мы с тобою не расстанемся,
николи во веки вечные,
а и смерть сама, разлучница
пожалеет нашей младости.

ФЕВРОНИЯ.
Глянь-ко на Февронию
оком своим ласковым.

ПРИЗРАК.
О, невеста красная,
голубица нежная!

ФЕВРОНИЯ.
Око светозарное
нездешним веселием
благодатно просветленное.

ПРИЗРАК.
Каково вы сладостны,
воздухи весенние,
Таково твой голос сладостен.


ФЕВРОНИЯ.
Ты пахни в уста мои
духом дивных уст,
дивных уст твоих;
а исходят с уст твоих
Слова вдохновенныя,
Речь тиха проникновенная.

ПРИЗРАК.
Каково на цветиках
Чисты росы Божии,
таково чиста слеза твоя.
Голос Сирина:
(за кулисами)
Се жених пришел,
что же медлиши?
Красный пир готов,
поспешай к нему.

ФЕВРОНИЯ.
Кто ты, голос мне неведомый,
человек, аль птица вещая?

Голос Сирина:
Птица Сирин я, птица радости,
А кому пою, будет вечно жить.

ПРИЗРАК.
Ты пойми, невеста красная,
Разумей их речи вещия.

Призрак и ФЕВРОНИЯ.
Даст Господь нам ныне радости,
а ее ж не знали мы,
явит оку свет невиданный,
тихий, незакатный свет.

ПРИЗРАК.
Истомилась ты, измучилась
от страстей от всех, от голода.
Вот прими ко укреплению:
нам дорога ведь не ближняя.
(Вынимает из-за пазухи ломоть хлеба и подает Февронии.)
Кто вкусил от хлеба нашего,
тот причастен к вечной радости.

ФЕВРОНИЯ (бросая на землю крошки).
Полно мне… а крошки мелкия
вам посею, пташки вольныя,
напоследок вас полакомлю.
(набожно)
Господи Исусе, ты прими мя,
водвори в селеньях праведных.

Оба, рука в руку, медленно уходят по бо­ло­ту, едва касаясь земли. Скрываются из виду.

Переход ко второй картине
Хождение в невидимый град.
Звон успенский. Райские птицы. Облачная занавесь.


Голос Сирина (за занавесью).
Обещал Господь людям ищущим:
„Будет, детушки, вам всё новое:
небо новое дам хрустальное,
землю новую дам нетленную“.
Голос Алконоста:
(за занавесью)
Обещал людям страждущим,
людям плачущим… новое:
Обещал Господь людям праведным.
Так сказал. Се сбывается слово Божие,
Люди, радуйтесь: здесь обрящете
всех земных скорбей утешение,
новых радостей откровение.
Голос Сирина:
Царство светлое нарождается,
град невидимый созидается,
несказанный свет возжигается.


КАРТИНА ВТОРАЯ

Облака рассеиваются. Град Китеж, чудесно преображенный. Успенский собор и кня­жий двор близ западных ворот. Высокия ко­ло­кольни, костры на стенах, затейливые те­ре­ма и повалуши из белого камня и кондоваго дерева. Резьба украшена жемчугом; роспись синего, пепельного и сине-алого цвета, со всеми переходами, какие бывают на об­ла­ках. Свет яркий, голубовато-белый, со всех сторон, как бы не дающий тени. Налево про­тив ворот княжьи хоромы; крыльцо сторо­жат лев и единорог с серебряной шерстью. Сирин и Алконост - райские птицы с жен­скими ликами поют сидя на спицах. Толпа в белых мирских одеждах с райскими кринами и зажжеными свечами в руках; среди толпы Поярок зрячий и Отрок, бывший его поводырем.

Алконост. Двери райския.

Сирин. Вам открылися.

Алконост. Время кончилось.

Сирин.
Вечный миг настал.

Riposar m'è di ristoro qui, la stanchezza grave m'abbandona.
Ed il suoi sì dondola pian piano, come s'io giacessi nella cuna.
«Ninna nanna, sì.
cuore mio, riposa qui,
ninna nanna, quatto quatto,
addormentati così!»

(Sui rami degli alberi si accendono ovunque ceri mistici. Sugli alberi dalla terra sbocciano a poco a poco enormi fiori veduti mai; iridi doratefynal-voni argentei e vermigli e così via. Bassi intorno a Fevronia; quanto più ne sono discosti, tanto più alti sullo itelo. Il passaggio alla palude rimane aperto).

Quanti tiori mi circondano
d'una foìta siepe magica!
"D'oro fulgido son j'iridi,
ì malvoni s'inargentano...
Detto m'han che uccelli sogliono,
allorché nel oiel trasmigrano,
arrecar sull'ali rapide
semi qua paradisiaci.
Ah, fioretti d'incantesimo,
eternali gigli candidi!
Come avete fatto a crescere
dì tra l'erba che v'ostacola?
Donde mai, non mi capacito,
a spirare in qua cominciano
piano pian celesti zeffiri?
Ed effluvi dolci portano
ed assai graditi aròmati
dentro l'anima m'infondono,
dentro il cuore senza palpito.
Tu li aspira a fondo, o animai
[Quanti fiori mi circondano
d'una folta siepe magica!
Tutti intorno a me si serrano
e, accennandomi coi petali,
fino a terra mi s'inchinano,
la sovrana lor salutano.]
Ah, fioretti carezzevoli,
eternali gigli candidi!
D'una tal beatitudine
degna for.se è mai quest'orfana?

(Si guarda intaniti)

0 la primavera avanzasi?
Le paludi si sommuovono,
tutti gli alberi s'adornano.
come spose che s'apprestino.

(Si mettono a cantare uccelli primaverili)

A trillar gli uccelli prendono,
i cespugli oscuri lasciano.

VOCE D'ALKONOST (fuori di scena)
Spera in Dio, Fevronìa, nella fe; rinsaldati
vieti l'eternità senza termine.
Tu fra poco giungerai all'approdo placido,

FEVRONIA
Di chi sei, o voce incognita, d'uomo oppur d'uccel profetico?

VOCE D'ALKONOST
Messagger di grazia, Alkonost mi nomino Ohi m'ascolta avrà morte prossima.

FEVRONIA
Malaccorto sei, oracolo!
Dopo un tal prodigio esplicito,
non mi fa paura il transito,
né rimpiango il viver nomade.

(Coglie i fiori paradisiaci e, se ne, intesse una ghirlanda)

Ah, fioretti d'incantesimo,
cari miei, non adiratevi !
In gran quantità vi debbo cogliere,
in ghirlanda gaia intessere.
Io m'adorno pel viatico,
stringo in mano un giglio candido,
quale sposa giovane
che all'aitar s'avvii estatica :
«Vieni, morte mia sollecita,
ospite desiderabile,
«cortami tra l'ombre pallide,
al promesso ricongiungimi!»

(Dal fondo della radura, sul pantano cosparso di fiori, come su un terreno asciutto, incede lentamente, lo spettro del principe Vsèvolod, cinto di uno splendore dorato, sfiorando appena il suolo coi piedi).

FEVRONIA (di nuovo pieni di jorza si slancia verso di lui)
Tu le mie pupille mirano,
te, letizia inenarrabile?
Te riguardo, dilettissimo,
luce, perla inestimabile?
Dimmi: sei lo stesso Vsevolod
o somigli solo al principe?

LO SPETTRO
Fidanzata mia, esulta, giubila!
Son venuto a prenderti

FEVRONIA
Ti ritrovo, dunque,incolumc!
[Le ferite che ti dolgono,
le quaranta piaehe mostrami!
ch'io le lavi con le lacrime,
ch'io coi baci le rimargini!]

LO SPETTRO
[Io giacevo morto in campo,
crivellato di ferite
Non è più, però, quel ch'era:
vivo sono e Dio ringrazio]

FEVRONIA e LO SPETTRO
[Nulla più potrà dividerci
per i secoli dei secoli,
e la morte stessa sciogliere
non vorrà giammai tal vincolo]

FEVRONIA [Getta su Fevronia uno sguardo amabile!]

LO SPETTRO
(0 pudica vergine, colombella tenera!)

FEVRONIA
O pupilla limpida,
d'una luce angelica
rischiarata sei dall'intimo]
Tu sul labbro m'alita
il divino tuo pTiro spirito;
dalla bocca t'escono
parole mirabili,
è il tuo dir soave e fluido.

VOCE DI SIRIN (fuori di scena)
II promesso tuo viene a prenderti.
Al festin muovi subito!

FEVRONIA
Di ehi sei, o voce incognita, d'uomo oppur d'ucceì profetico?

VOCE DI SIRIN
Sono Sirin io, reco il giubilo.
Chi m'ascolta avrà la rinascita.

LO SPETTRO
Fidanzata mia, comprendilo,
chiaro spiegati l'oracolo!

FEVRONIA e LO SPETTRO
II Signor ci manda il giubilo
in compenso ai triboli,
le pupille nostre illumina
d'una luce angelica.

LO SPETTRO
Sei affranta per i triboli,
per la fame che ti macera.
Prima di partir ristorati :
gran cammin dobbiam percorrere.

(Estrae dal seno un tozzo di pane e lo porge a Fevronia)

Chi s'accosta al pane mistico
gusta la beatitudine.

FEVRONIA (gettando in terra le briciole)
Basta a me... Per voi le briciole
spargo in terra, uccelli liberi,
per commiato vi benefico.
0 Gesù. Signore, noi Tuo regno
per l'eterna vita accoglimi!

(Tutti e due, tenendosi per mano, si allontanano lentamente, toccando appena coi piedi il terreno paludoso, e scompaiono).

PASSAGGIO AL SECONDO QUADRO
Peregrinazione alla Città Invisibile. Scampanìo dell'Assunzione. Uccelli del Paradiso.

VOCE DI SIRIN E D’ALKONOST (dietro un velario di nuvole)
Ammoni il Sìgor quei che cercano:
«Vi rinnoverò tutto, pargoli:
un novello ciel v'apro limpido,
un novello suoi per la semina».
Il Suo regno avvien or tra gli uomini,
sorge la Città Invisibile,
vi s'accende la luce angelica.


QUADRO SECONDO
Le nuvole si dissipano. La città di Kitezh, miraoclosamente trasfigurata. La cattedrale dell'Assunzione e li corte principesca viemo alla porta occidentale.. Alti campanili, falò sulle mura, ingegnosi palazzi e verande di pietra bianca e legno di pino. Oli intagli sono adorni di perle; gli affreschi sona color cenere, turchino e viola, con tutte le sfumature che si rincontrano nelle nuvole. La luce, vìvida, di un bianco azzurrognolo, piove da tutte le parti, senza dare ombra. A sinistra, di fronte alla porta, la residenza principesca; a guardia della scalinata un leone e un liocorno dal pelo argentato. Sìrin e Alkonost, uccelli del Paradiso dai volli femminili, cantano appollaiati sulle pertiche. La folla in bianche vesti laìche coi gigli paradisiaci e ceri accesi in rnano, tra gli altri, l'oiaroh veggente e il giovinetto, già guida di lui cieco.

SIRIN e ALKONOST
Si «palanca la porta mistica.
Vien l'eternità senza termine.
(Tutti s'inchinano al giovane principe e a Fevronia ch'entrano dalla porta. Fevronia indossa vesti lucenti).

Non essendo in grado d'esprimere al caro Zarevich con parole la mia gratitudine per la traduzione che ha fornita, vi propongo l'ascolto di questo frammento. I cantanti sono, nell'ordine dell'apparizione:
Fevronia: Galina Gorchakova
L'uccello Alkonòst: Larissa Diadkova
Lo spettro del principe Vsèvolod: Yuri Marusin
L'uccello Sírin: Tatiana Kravtsova
Dirige Valery Gergiev
Registrazione dal vivo dal teatro Mariinskij fatta nel mese di febbraio del 1994.